Ларе-и-т`аэ - Элеонора Раткевич

Эннеари с силой провел холодными пальцами по лбу и тихо, почти неслышно рассмеялся.

Нет, ну вот же придет в голову блажь! Лейна стал вспоминать, Тэйрмонта… нашел, с кем лучшего друга сравнить. Ты бы еще «неких гномов» помянул, дурачина. Не их – эттармца вспоминать было надо! Вот на кого Лерметт похож, а вовсе не на слабодушного менестреля. Арьен, да когда же ты отучишься друзей хотя бы в мыслях своих оскорблять? Это ведь еще додуматься надо – вообразить себе Лерметта бессмертным старикашкой! Лерметта! Да разве он чем хуже избранника Виллет? А тот ни на единый день не состарился. Каким бы ни был срок человеческой жизни, а любовь эттармца за этот предел давно перешагнула. Но ведь Лерметт с ним – будто двое братьев, пусть и непохожих… так чего же ты испугался, Эннеари? Что друг твой искуса не выдержит? Ох, стыдното как…

Нет, уж если Лерметт и впрямь кого полюбит, так не только на всю жизнь, а и на всю вечность. А чтобы безответно… да быть того не может! Не может, и все тут – да разве перед моим братом названым хоть одна девушка устоит! Будь она хоть из людей, хоть из эльфов, хоть статуя каменная – да перед таким, как Лерметт, и каменное сердце дрогнет. И ничего иного просто не может быть… потому что я не хочу, чтобы ты умер, Лерметт, я так этого не хочу, что не будет иначе, как помоему… я не буду тебя оплакивать, Лерметт – слышишь? – я буду плясать на твоей свадьбе… и я, и Лоайре, спасенный тобой – неужели ты и его оставить вознамерился?.. никуда ты от нас не уйдешь, даже и думать не моги… прости меня за сегодняшний страх, о котором ты никогда не узнаешь, прости за то, что я тебя оскорбил этим страхом, призрака я испугался, морока… да та судьба, что мне помстилась, тебе простонапросто мала, вздумай ты ее напялить, она же у тебя на плечах треснет… я буду плясать на твоей свадьбе, Лерметт, я это знаю наверняка – потому что в твоих глазах уже мерцает неведомо для тебя предчувствие любви… и не только в твоих.

Твоя сказка сложится счастливо, Лерметт. Уж поверь ты мне.

Если только ты хоть мгновение лишнее на нее выкроишь, идиот!

Вот уж подлинно, придумал, Арьен – испугался, что сбудется твое мечтание. Того испугался, что Лерметт полюбит. Ты того бойся, что не полюбит – потому что не успеет. Да и когда ему влюбляться в заезжих эльфиек – ему поглядеть на них толком, и то некогда! Шутка ли сказать – лик земли изменить… а прежде того еще и прорву королей, будь они трижды и четырежды неладны, уговаривать…

Ладно же. Королей попробуем взять на себя. Если к каждому королю по эльфу приставить хоть на пару часов в день… да, пожалуй. Лерметту даже малая передышка нужна, как воздух, покуда он себя и вовсе насмерть не загонял. Пусть дух переведет, по сторонам оглядится, девушками полюбуется. Ты ведь у нас всем королям король – правда, Лерметт? Мудрый, гостеприимный, безупречно вежливый и внимательный… так разве же можно хозяину дома и вдобавок королю оставлять гостей надолго без внимания… и особенно девушек? Никак нельзя. Вот и не оставляй. А королями и без тебя будет кому заняться. Может, даже и не без пользы заняться. Уж если, к примеру, Лоайре, безупречно логичный и жарко страстный в каждом своем доводе Лоайре никого из королей уговорить не поможет, я назовусь гномом и съем свой боевой лук. Со сметаной. А если тот дурак, который ухитрился до сих пор не влюбиться в Шеррин, так и не ответит на ее любовь – то и с горчицей.

– Куда?! – Илери показалось, что она ослышалась. И немудрено: из всех мест, сколько их есть на этом свете, самым невероятным был именно Мозаичный Коридор – но именно туда, если верить огорченной служанке, Шеррин и направилась.

– Но Мозаичный Коридор – это ведь Риэрн, – удивилась Джеланн.

– А что поделать. – Служанка попрежнему обращалась к Илери, очевидно, полагая ее самой главной среди посетивших ее принцессу эльфиек. – Уж такие девки наглые, ваша светлость! Как есть уволокли.

Служанка самочинно произвела Илери в некое непонятное ей человеческое, да вдобавок еще и придворное звание, но Илери сейчас было решительно не до того.

– Какие девки? – осведомилась она. – Куда уволокли?

– Так я же и говорю – наглые! – Служанка всплеснула руками. – Фифы расфуфыренные! Заявились, будто их тут кто дожидался, и ее высочество утащили, ясное дело.

Служанке дело, может, и представлялось ясным, а вот Илери о себе этого сказать не могла. Чем больше служанка сыпала пояснениями, тем больший в мыслях у Илери воздвигался кавардак. До сих пор ей казалось, что она овладела человеческими языками неплохо – так почему же речь этой милой особы так упорно не желает складываться в нечто осмысленное?

– Кажется, понятно, – произнесла Наэле. – Шеррин ждала нас – а взамен сюда заявились риэрнские фрейлины и какимто образом увели ее в Мозаичный Коридор.

– Образом! – фыркнула служанка. – Образины у них, а не образа! Наглые, как я не знаю что! Накрученные, умазюканные во всю морду…

По словам служанки выходило, что риэрнские придворные дамы явились с визитом, даже не умывшись, но на эту странность Илери решила не обращать внимания.

– Значит, Мозаичный Коридор? – задумчиво произнесла она. – А ведь мы там, помоему, еще ни разу не были. Самая пора на него полюбоваться – разве нет?

– А ведь нас там не ждут, – напомнила Наэле пресерьезным тоном – и только нос ее предательски сморщился от усилия сдержать смех. Наэле любила всяческие проделки почти так же сильно, как Лэккеан – а сейчас, вне всякого сомнения, намечалась проделка – и какая!

– Все хорошее случается нежданно, – отрезала Илери. – Например, мы.

– А ты уверена, что мы хорошие? – поинтересовалась Джеланн.

Вопрос ее остался без ответа. Беззаботно шутливая перепалка требует времени – а его сейчас у Илери и не было. Да и не только времени. Незачем попусту растрачивать силы и выдумку: чтобы выдрать Шеррин из риэрнских когтей, они понадобятся целиком. Судя по неразборчивым возгласам служанки, не жалевшей праведного гнева на «наглых девок», Шеррин им удалось увести совсем недавно – хоть это хорошо. Ведь если вспомнить сцену у пруда, увиденную ею глазами Арьена, риэрнские дамы и кавалеры в средствах не стесняются и к цели своей идут напролом – и цель эту нельзя назвать благой даже в бреду. Трудно сказать, зачем Иргитер натравил свою свору на адейнскую принцессу, зачем пытается ее унизить и запугать, но и то и другое придворные его риэрнского величества выполняют с таким остервенелым рвением, что Илери вчуже страшно делается – а ведь это не ее запугивают. Что уж говорить о Шеррин! Непонятно, каким чудом бедняжка еще держится. О да, она гораздо крепче, чем кажется – уж в этом Илери уверена крепко, у нее на душевную стойкость глаз наметанный. Но всякая стойкость имеет свой предел. Тем более сейчас, когда в сердце Шеррин, словно кинжал в ране, торчит всем на погляд безответная любовь – как будто ей и без того горя мало! Нет, ну почему среди мужчин попадаются такие безнадежные болваны? Как можно настолько не видеть очевидного? Ничего не скажешь, Шеррин держит себя в руках крепко, ей прятать боль и улыбаться как ни в чем не бывало явно не впервой… но ведь это же просто бросается в глаза! Арьен – дурак… не будь на то воля самой Шеррин, Илери живо бы растолковала брату, с какой сосны шишки на голову валятся, а главное, кому – но если Шеррин предпочитает молчать, Илери тоже промолчит… по крайней мере, пока – а там видно будет.